– Немедля! - сверкая глазами и задыхаясь возбуждением.
Конечно же. Что ещё мог ответить Алоис? Он был полностью ослеплён любопытством. Предметы перед глазами расплывались, когда он спешно обходил стол, решительным шагом направляясь к двери.
Такая лёгкость появилась только в его новой жизни, и он ещё не до конца привык к ней. Зато у него был отработан другой рефлекс: хвататься за всё интересное, новое, а главное — угождающее его желаниям. Ведь всё прекрасно и хорошо в жизни не бывает... а вдруг Клод передумает? Глупое сочетание несовместимых слов «Клод» и «передумает» не возникло в мыслях мальчика, но подобная недопустимая идея-гадюка вползла в голову по-другому, ненавязчиво, абстрактно, противной привычкой, рождённой прошлым горьким опытом, толкая блондина не к рассуждениям, а к действиям.
Твёрдые шаги, дворецкий, оставшийся за спиной,  и  рука, толкающая дверь. Всё замерло в пространстве вместе с резкой остановкой мальчика. Его мир жил вместе с ним, лишь по импульсу меняясь. Радужка заполнилась тучками, а в глазах потемнело. Ноги, перетянутые чулочками, теперь выглядели не красиво, а вульгарно, дом, блещущий пафосным убранством, был не более чем борделем... Шлюха! Грязная и дешёвая!  Чего ты стоишь? Ни чести, ни гордости, ни скромности, ни покорности. Ничего! Только вырезанная мышцами ухмылочка на лице. Да  и та кажется всего лишь иллюзией. Собрался наверх, да? А готов ли предстать перед Высшими, Чистыми..? Стыдись! Продажная путанна! Тело купили задёшево: за боль. Душу — ещё дешевле: за желания, ненависть и любовь... О, как эпично!  Что же осталось?
Голова медленно опустилась, а лицо исказилось гримасой отвращения. Ничтожество. Самодовольное, возомнившее, напыщенное ничтожество. Пальцы сползли с ручки двери, мягко накрывая лицо. Вот так вот, пряча взгляд в ладонях, искать утешения, оправдания... Только лишь бы задушить чувство отвращения к самому себе.
– Клод... - шёпот, оборванный застрявшим в глотке вопросом.
Короткий взгляд через пальцы на спокойного брюнета. Душа продана..?
Нет.
Дарить душу жестокому Богу он не собирается. Лучше Клоду...
Он ведь молился, черт возьми! Истошно, крича, шепча, прося... Пусть и синяки на его коленях были вовсе не от молитв... но он молился! Просил терпения, мужества, чего угодно! И не получал ничего! Благородный лик Бога беспечно отворачивался, не внимая зову.
На молитву откликнулся брюнет. И стал новым Богом. Гораздо более добрым, отзывчивым и внимающим. Такого Бога можно было любить. Только любви холод в очках не просил, только душу. Зачем? Неважно. Пожалуйста, Бог всё равно не ценит такие грязные.
Вуаля!
Любое. Любое желание! Это пьянило. Самое дерзкое — оправиться наверх. Поражала покорность и спокойствие. Так и хотелось проверить его. Увидеть всю мощь Клода. Как далеко он готов зайти в исполнении капризов? Где грань между возможным и невозможным?
Самодовольная усмешка и твёрдый тон, сопутствующий решительному взгляду:
– Клод! - короткая пауза случайно задержавшегося в зеркале напротив взгляда, - на чём же мы поедем? - невинное поправление чулок,  томный взгляд, вульгарное очерчивание язычком губ, адресованные самому себе, вполне удовлетворили мальчика. Он ещё раз облизнулся, только уже играясь для Клода и поднял бровь, разворачиваясь на каблуках и покидая комнату с едва слышимой литанией на губах: о-хей-о-рандерум-тарерум-рандеруно-о-хей-о-тарерум-рандерум-тареруно...