После встречи с отголосками забытого прошлого голова гудела, не позволяя даже вспомнить, чем так знаменателен последний день весны. За две с лишним недели Сиэль привык не реагировать на входящего Себастьяна, который, как истинно дьявольски хороший дворецкий, выполнял свои обязанности в кратчайшие сроки. не раздражая и без того расшатанную психику мальчика. Утренняя забывчивость растаяла, как и туман перед глазами. Королева. Полдень. Отчет. Кукольник... Граф встал, по привычке отставил в сторону завтрак и принялся готовить необходимые бумаги и документы, которые не в состоянии был сделать вчера. Да, быть может, детская глупость - единственное, что руководило им прошлым вечером, когда он запретил Михаэлису выполнять эту работу, но факт оставался фактом - отчет не был подготовлен, а до выезда оставалось около трёх часов. Но самое печальное. что Сиэль так ничего толком и не знал о случившемся, ибо в детали вникал демон-дворецкий, сам же граф был в одиночестве отправлен домой. Итак, убедительный рассказ из ничего, без железных фактов и без твердой уверенности в своей правоте... Прекрасный набор для выступления экспромтом.   Сиэль сел за рабочий стол и попытался составить план отчета. Дорсель Кайнц убивал девушек и делал из них кукол, способных самостоятельно передвигаться и разговаривать... Нет, это не правдоподобно, ни слова о самостоятельности... И, пожалуй, об этой помощнице стоит умолчать, один Дьявол знает, кто она...
Два часа спустя порядком запачкавший руки в чернилах граф спустился в холл и приказал закладывать экипаж. Полчаса на приведения себя в порядок - не обращаться же к демону за таким пустяком - и можно отправляться в путь, Цепной Пёс Её Величества не может опаздывать. Документы собраны, речь более-менее подготовлена, темные цвета в одежде подобраны для встречи с родителями погибших девушек. Идеален, как всегда, только вот без своего идеального дворецкого.
Ворота Букингемского дворца открываются для экипажа с фамильным гербом Фантомхайв, юный граф неспешно поднимается в зал, где состоится аудиенция королевы Виктории. Времени ещё достаточно, но ровно за две минуты до полудня граф стучится в дверь залы и заходит, занимая привычное место. Учтивый поклон королеве, ожидание позволения сесть... Как это привычно, как это неожиданно чуждо. Но сейчас не время для странных чувств и нелепых эмоций.
Сиэль знает, с чего начать отчет, знает, как заставить эту пожилую женщину поверить каждому его слову - он сталкивается с этим заданием слишком часто для его возраста, а логика в 13 лет работает на ура. Всё идет по плану, только отчего-то никакой уверенности в себе нет...
Предчувствие графа Фантомхайва зачастую оказывается начинающейся в преддверии смерти паранойей или маразмом, но сегодня оно не обмануло, и остатки даже надуманной уверенности в себе испарились, стоило последнему участнику беседы войти в залу. Сиэль крайне редко вел дела в компании с кем-либо, но это дело было поручено им обоим, а значит, и отчет нужно было давать совместно. Легкий поклон приветствия - не для Алоиса, нет, Сиэль прекрасно понимал, что того совершенно не интересует соблюдение формальностей - для Её Величества, не терпящей отклонения от церемонии. Время начинать.
Слова, против обыкновения, не желали сливаться в мощные убедительные потоки, редкие распространенные предложения практически не сопровождались интонациями... Кажется, никогда ещё граф Фантомхайв не отчитывался так погано, даже первые его дела были представлены гораздо лучше. Это мог бы быть полный провал, если бы стук в дверь не подарил ему несколько мгновений на приведение себя в чувство. Вошел кто-то из слуг королевы и, подойдя  ней, что-то зашептал. Сиэль сел на своё место, механически пытаясь охладить пылающий лоб ледяными обыкновенно пальцами, но сегодня и они подвели его, оставаясь теплыми и влажными. На одно мгновение он позволил себе кинуть полный эмоций взгляд в сторону Алоиса - взгляд, в котором отражалось всё - ужас, отчаяние, гнетущая вина и даже надежда - но блондин, казалось, был занят своими мыслями и никак не реагировал на графа. Слуга удалился, но по всему виду Её Величества - по скрытому под вуалью лицу, по наклону головы, по жестам можно было понять - если, конечно, Вы знаете Королевы Викторию - что новость очень и очень плохая.
-Три погибших. Ещё три погибших девушки, граф. Тихие слова, эхом раскатившиеся по зале. К кому из них они были обращены? Это не имело значения, как не имело значения и то, что смерти пятерых раскрыты. Выдержав паузу, Сиэль заговорил:
-Ваше Величество, в столице не один и не два преступника. Сегодня мы знаем, как погибли семь девушек, но гораздо больше пропаж и смертей пока ещё за гранью нашего понимания. Но мы работаем над этим. работаем непрестанно, ведь даже сейчас мой дворецкий выполняет задание. Будьте спокойны, безопасность Лондона в наших руках. Молчание в ответ как знак того, что дальнейшие слова излишни. Еле заметный жест - и Цепной Пёс и Паук Её Величества покидают залу без лишних звуков и слов. Вслед за лакеем они оказываются в небольшой комнатке для гостей, весьма уютно обставленной - кресло, диван на 3 места, столик и комод с часами. Стены обиты дорогой приятной тканью, лепнина на потолке напоминает об отцветших стилях искусства, но граф Фантомхайв не замечает того. Словно завороженный, он садится на край дивана и, забывая дышать, смотрит на часы. На часы и, украдкой, мимолетом, на него.

У каждой системы есть свой предел, предел сопротивления обстоятельствам или же обыкновенному движению частиц. И если однажды этот предел преодолен, случается катастрофа - взрыв, пламя, слезы, слабости. Но такая глупость может случиться только с очень плохой или некачественной системой, ибо человечество давно изобрело вылетающие в случае перегрузки пробки, мгновенно останавливающие работу системы. Но не время воспевать гимны научно-техническому прогрессу, захватившему весь христианский мир конца XIX столетия.
Граф Фантомхайв сидел неподвижно, уставившись на стрелку часов. Кажется, своеобразные пробки выбило и у него - слишком много всего неправильного, нелогичного, необычного свершилось за этот короткий срок, нужно было срочно восстановиться. Ни единой мысли в голове, легкий шум накатывающей волны заполняет сознание, медленно, одна за другой проступают мысли. Так он делает всегда, сколько помнит себя - маленькая уловка маленького графа.
Вдох. Выдох. Итак, снова смерти. Жнецам, наверное, не хватает рабочих рук, быть может, и сам Ти Спирс спускается на грешную Землю. Важно ли это? Не имеет значения. А что имеет?
Сбой. Последние несколько недель именно на этом вопросе все попытки самоанализа проваливаются с треском, ибо ответ на этот вопрос неизменно порождает новый всплеск эмоций.
Их последняя встреча, кажется, в корне изменила и одного, и второго. Сиэль Фантомхайв, самообладание которого известно всему высшему свету Лондона, сейчас являл собой лишь взволнованного, измученного нервами и мыслями мальчишку, скрывающего все чувства и эмоции под отрешенностью от происходящего. Алоис же, хотя и произносил такие сильные, серьезные и эмоциональные слова в их последнюю встречу, сейчас ничем не выдавал волнения или неуверенности, если таковые вообще посещали его светлую голову. Смена амплуа? Но ведь здесь не сцена сельского театра, а значит, должны быть весомые причины для таких перемен. Сиэль откинулся на спинку дивана, равнодушно наблюдая за юным лордом. Что заставило его - его, поставившего своей целью спасение души графа от её законного обладателя во имя их любви - сейчас молча и совершенно спокойно ожидать начала политического спектакля?.. Ответ на этот вопрос был неведом Фантомхайву, но был, как казалось графу, тем самым единственно важным, имеющим значение фактом или домыслом. Но Сиэль прекрасно понимал, что понять логику Алоиса он - пока - не в силах, осознать причины его поступков выше его возможностей. В который раз с возвращения из России чуждая графу до Соловков мысль промелькнула в его голове. Мне всё равно нечего терять... Мгновенно он вернул взгляду и мыслям ясность, встал и - быть может, для уверенности - решительно и достаточно быстро зашел за спинку кресла любимого. Уже оттуда, тихим голосом (ибо о пока ещё помнил, что находится не у себя дома) заговорил.
-Я вижу, неделя, проведенная вдали от убийств и преступлений, пошла тебе на пользу? Ни звука иронии в словам, только лишь спокойствие, наблюдательность и...обреченность. Руки дрожат, и единственный способ придать им уверенности - опереться на спинку кресла. Не касаясь нежной кожи любимого, но находясь совсем близко, так, что можно чувствовать ауру. И - чуть слышно, одним выдохом:
-....счастлив видеть тебя.

Неповторимый запах светлых волос, от которого сходишь с ума. По рукам расходятся искорки сильнейшего желания прикоснуться к ним, почувствовать их, почувствовать снова, освежить в памяти яркие ощущения. Но не в том положении сейчас находился граф Фантомхайв, чтобы позволять себе приблизиться к любимому больше, чем сейчас. Он понятия не имел, что чувствует Алоис, о чем думает и что собирается предпринять. Конечно, Сиэль отчаянно желал и надеялся на то, что Алоис...Нет, не ответит, конечно, но хотя бы покажет, что не против, мимолетом. графу хватило бы сейчас самого незаметного знака, пусть даже несознательного, тем лучше, если несознательного. Граф не мог видеть лица Алоиса, и это, быть может, сыграло ключевую роль. Так или иначе, юный лорд остался неподвижен, а потому самые темные и глубокие страхи постепенно просыпались в Сиэле, те, что были забыты, как только Алоис впервые признался, что любит Цепного Пса. Кажется, это было много веков назад - столько событий. столько разных мыслей пронеслось за это короткое время. Но сейчас давно забытые опасения снова точили измученную не по годам душу Сиэля, он уже проклинал себя за столь поспешные слова, пусть и сказанные от чистого сердца.
С первыми звуками голоса - любимого голоса, звучанием которого упивался истерзанный криками и слезами других смертных слух - что-то сжалось между ребрами графа, сердце пропустило пару ударов, руки ослабли, мальчик чуть было не потерял равновесие. Яд, внесенный под видом фимиама, отравлял мучительнее. Напрасно, как же глупо, он лгал, ты поверил, поверил, хотя и сам собирался против собственного желания обмануть его, как же глупо.. Бесполезно, бессмысленно, безнадежно...
-Нет, но ты вполне удовлетворен своей жизнью и спокоен, а это важнее румяной кожи... Сложнее. -подумав, добавил мальчик. Но сарказм, ядовитость фраз, каждого слова служили как будто шпагой, поражающей холодом, равнодушием, даже презрением, исходящими из уст того, кто для Сиэля заменил Всевышнего. Впервые Алоис оправдал самые сокровенные страхи и предчувствия юного графа,впервые реальность совпала со снами - с кошмарами, от которых ночами просыпался Фантомхайв...
Маленький лорд договорил, но Сиэль не спешил отвечать, он не мог издать и звука. Гнетущая тишина словно нарастала, поглощая все вокруг, лишая воздуха, возможности дышать. Тихий, собранный голос прорезал эту ощутимую невысказанность.
-Не путай удовольствие и счастье. Ты никогда не был моим удовольствием, лишь боль связывает нас. Злость поднималась в душе Цепного Пса, та злость, которая заменяет детскую обиду, когда уходит детство. Злость, придающая сил, но лишающая благоразумия. Клинок, яростно звенящий в ответ унижениям судьбы. Голос становился громче, ярче, наполнялся подхлестывавшим графа отчаянием.
- И о моём демоне мы, кажется, уже говорили, я не понимаю, какого Дьявола ты к нему так неравнодушен? Дальше - больше, на каждое обвинение Алоиса в голове Сиэля рождалась целая серия контробвинений, и только остатки здравомыслия позволяли сдерживать основную их массу, ведь любовь - страшная сила, но могучая, даже в эту минуту Сиэль не мог позволить себе поддаться гневу и разрушить то, что стало опорой его жизни, хрупкой, жутко нестабильной, но незаменимой. -И я не маньяк, ты не жертва. Не забывайтесь, Ваше Высочество. Никакого яда в голосе, нет, железный граф Фантомхайв не может позволить себе подобного. Только холод, холод, просочившийся из его заледеневшей от презрения и равнодушия души. С каждым с ловом паузы все длиннее, голос - тише. Нет, это невозможно, так нельзя, я не могу потерять тебя, Алоис Транси, я буду молить Себастьяна о смерти, но он, как истинный демон, оставит меня, ибо душа уже не будет пригодной к употреблению.. Шаг назад, к самой стене. Опереться спиной, чтобы не упасть. Слова, вырвавшиеся без разрешения разума, но выносившие на всеобщее обозрение единственно важную мысль графа.
-Что ты решил, Алоис Транси?...

И в пролет не брошусь, и не выпью яда,
И курок не смогу над виском нажать,
Надо мною, кроме твоего взгляда,
Не властно лезвие ни одного ножа.(с)

Картины последних недель безумной вереницей мелькали в голове юного графа. Первый разговор королевой о пропавшей дочери гвардейца - спокойствие, скука, обыденность. Приказ Себастьяну найти информацию о русской мафии - уверенность в успехе, только легкое беспокойство... Темнота, кровь, лицо сгорающего в лихорадке Алоиса - страх, непонимание, первые признаки надвигающейся бури... Лес, монастырь, русский дом - неизвестность, затишье, минутный отдых... Тонкая штора, полоска света на бледном лице, голубые глаза с живыми льдинками, совсем рядом - счастье, единственный светлый момент в их странном чувстве... Утро, русская одежда, улыбка, случайный призыв, явление демонов - ужас, злость, неприятие... Огонь в глазах демона, его странные прикосновения и слова - отчуждение, осознание, новый путь к истине... Цитрусовый чай на руке любимого, странные и страшные фразы - опустошенность, отреченность, осознание безумной ошибки... Ощутить всё это за доли секунды только для того, чтобы понять - жизнь никогда не станет прежней, без него этой жизни вообще не будет, и хотя воспоминания были окрашены в цвет запекшейся крови, одно было очевидно - этим фоном, мечтой о мести не прожить. Но любовь - чувство, разделенное на двоих, а значит, единственное, что сейчас важно - отношение к происходящему Алоиса.
Холод каменной стены чувствуется даже сквозь одежду и обивку, проникает, соединяясь с льдом в груди маленького графа. Воздух же в комнате казался невероятно горячим, раскаляясь всё больше и больше с каждой минутой, новый вдох грозил просто разорвать замерзшие легкие. Но все эти совершенно физические невзгоды не имели ровным счетом никакого значения.
-Именно это дает мне все основания полагать, что неделя наедине со слугами оказалась для тебя полезной. Слова ради слов, а не ради смысла, Сиэль не сказал ничего нового, но просто издал звук, не позволив себе погрязнуть в пучине эмоций, воспоминаний и отрешенности. Мысли о демоне семьи Транси снова вернули юного графа к воспоминанию о встрече Алоиса и Клода на острове, и тихая злоба снова подняла голову со дна души Цепного Пса. Если одолевает слабость, черпать силы можно из злости и добродетели - к такому странному выводу пришел в свои 13 лет маленький граф, и сейчас именно злость придала ему сил, самую малость, вполне достаточную для того, чтобы поднять глаза на Алоиса и не отводить их больше. 
Громом посреди ясного неба прозвучали роковые фразы юного Транси.  Слова болезненным, гулким эхом заполонили голову Сиэля, смысл их медленно проникал в каждую клетку его тела, наполняя её оцепенением, отчаянием. Казалось, сердце просто по инерции разносит кровь по организму, в этом уже нет необходимости. Снова и снова отдельные слова звучали в голове графа, словно бы в них должен был быть какой-то другой смысл. Боль... решил... не нуждаюсь... Тихий, надтреснутый голос любимого вырвал Сиэля из транса. Он слышал, чувствовал его боль.. Мгновенное озарение заставило глаза юного графа широко раскрыться. Злость и добродетель не могут придать и ничтожной части той силы, которую вселяет горе близкого и любимого человека. Сиэль не мог позволить, чтобы хоть что-то в этом мире причиняло Алоису боль, такую боль. Ты решил, что не нуждаешься в этой боли?.. Пару недель назад я решил, что убью тебя, если понадобится, чтобы узнать имя истинного поджигателя поместья... Значит, надежда ещё есть. Граф оттолкнулся от стены и подошел на расстояние вытянутой руки к блондину, смотря ему в глаза. Он протянул руку вперед, так, что оставалось всего несколько дюймов до кисти мальчика.
-Дай мне руку. Прошу тебя. И просто в глаза мне скажи, что ты сможешь жить без этой боли. И я больше не появлюсь в твоей жизни, слово главы семьи Фантомхайв. Теперь, дорогой мой Алоис, моя жизнь в твоих руках. Обрести счастье ли потерять всё в один миг, принять свой конец или возродиться, как феникс из пепла, из обломков сильнейшего из чувств.

— Что у тебя с глазами? Они совсем красные. Ты плакал?
— Нет, — отвечал он, смеясь. — Я слишком пристально вглядывался в свои сказки, а там очень яркое солнце.

Мелкая дрожь осточертелым холодом пронеслась по коже, когда Алоис заговорил - Сиэль не ожидал, что на бессмысленную фразу получит ответ, но каждое слово, казалось, царапало хрупкую ткань внутренних органов, по одной разрывало тонкие нити души - столько чуждых, непривычных нот было в голосе. Даже до "путешествия" в Россию граф никогда не слышал ничего подобного от Паука Её Величества, а может, никогда не обращал внимания, но сейчас сказать, что происходящее ощутимо задевало мальчика - не сказать ничего. Защитные реакции взрослого ребенка требовали ответного саркастического яда, уничтожения оппонента, но Сиэль не мог себе этого позволить - какая-то чудом уцелевшая частичка сознания, наполненная сильным и светлым мучительным чувством, запрещала жестоким словам срываться с губ, пресекала даже их формирование в сознании, и, даже если бы Сиэль захотел, он не смог бы сейчас выдать ответ, способный поразить Алоиса, уничтожить морально.
-Как тебе будет угодно... мой возлюбленный враг. Мысли, которые могли бы стать словами  в мгновение, в которых не было никакой тайны, которые Сиэль, быть может, мечтал бы озвучить, глядя в голубые глаза Алоиса, но момент давно упущен, сейчас это будет как минимум глупо и - очевидно - совершенно бесполезно, ибо любимый враг находился сейчас в плену собственных убеждений и мыслей, пришедших за неделю с их последней встречи. Мыслей, оборону которых сейчас безумно хотелось разрушить, но что-то механическое в груди заунывно, но с каждым разом все громче повторяло глупый мотив.
"А может, не нужно? Может, пусть он забудет тебя, пусть будет верить, что ты просто использовал его, что нет никакого чувства, есть только привезенная из России лихорадка мозга? Пусть забудет все, что было, сосредоточится на мести и, достигнув истинной цели, счастливо растворится в демоне, к которому так привязан..." При мысли о Клоде едкая горечь туманной дымкой заволокла сознание, Сиэль закашлялся, от нехватки воздуха и неприятных ощущений к глазам подступила предательская влага. О Дьявол, этого только не хватало... Он снова поднял глаза, смотря на Алоиса, и отчего-то вдруг странные отголоски по-детски развитой, притупленной только крайне редким использованием, фантазии изобразили комнату в каком-то нереальном свете, окрашивая всё в яркие цвета - от холодного синего вокруг него до опаляюще горячего красного вокруг любимого врага. При этом странное противоречие - он чувствовал лишь холод от Алоиса, но не мог успокоить собственный жар - казалось естественным и правильным. На секунду он прикрыл глаза, собираясь с мыслями...
Резкий громкий голос юного Транси мгновенно разогнал все иллюзии, одновременно разъясняя противоречие - он вовсе не был таким спокойным, раз одна фраза смогла вывести его из равновесия. Всё это отчего-то необъяснимо радовало Сиэля, давало ему надежду на то, во что он уже почти перестал верить. Лучше ненависть и крик, чем убийственное спокойствие, ведь любая эмоция легче равнодушия того, кто стал необходимым и достаточным условиям твоей жизни. А Алоис не был равнодушным, сейчас это можно было сказать наверняка. Но и смысл его слов постепенно проникал в сознание Сиэля, и сейчас уже можно было - нужно было рушить иллюзии и маски, пока эмоции бьют ключом, ведь хрупкая грань любви и ненависти сейчас невероятно близка. Тихий голос в противовес крикам и гневу - залог того, что ты будешь услышан. Хотя. конечно, не гарантия, что ты будешь интерпретирован так, как нужно.
-Я не подбираю других названия тому, что вижу и чувствую. Это всего лишь правда. Моя правда. Зачем тебе доказывать мне что-то? Тем более мои же собственные слова? Я не отрекаюсь от них и помню каждое, ведь таков Цепной Пёс Её Величества.
Сложные слова, граф никогда прежде не жаловался на нехватку лексических средств для выражения всего, что нужно главе проклятой семьи Фантомхайв, но в его обязанности явно не входили такие разговоры, а потому и слов для них он подобрать не мог, выходило неловко и глупо, но он все же отчаянно надеялся, что будет понят.
-Я? Не хочу признать то, что ты чувствуешь? Дьявол, Алоис, как могу я признать то, в чем не уверен, о чем даже не имею понятия?... Слишком громко, слишком ярко, слишком...вымученно, боль любимого врага разрывала все связи в сознании, оставляя там лишь рваный и быстрый пульс, эхом шумящий в висках, приносящий почти физическую боль. -Я знаю лишь одно - я не хочу причинить тебе боль. И если для этого нужно прекратить "игры", давай сделаем это. Только бы не видеть больше боль в твоих глазах, только бы знать, что там её больше нет...
Но последний вопрос все же отразился на лице юного графа - отразился непониманием, болью и досадой. Я ведь не раз спрашивал тебя, но раз за разом получал дерзкие смешки в лицо... Нелогичность Алоиса, конечно, давно уже оформилась в голове Сиэля как неотъемлемая часть любимого врага, и он даже смирился с ней.. Пока она не ударила по самому Пауку.
-Я не знаю этого, но... я рад, что у тебя есть эта цель. Она сохранит твою душу до того дня, пока не будет достигнута, и убережет от распада, мгновенной смерти во власти демона. Сиэль закрыл глаза и отшатнулся к стене, снова чувствуя её холод. Как бы то ни было, что бы не случилось... Я приму твой выбор. И покончим с этим, раз так. Мне нечего терять, ведь я ничем не владел... Чертов демон. Прочь из моей головы...

Baby our love's got what it takes
To give us one more chance to start once again
Baby our love will find a way
As long as we believe in love

- Сколько еще раз ты спросишь меня об этом? Если хочешь, назовем это концом, если хочешь, можем сделать это концом... Как только ты убедишь меня, что для тебя так действительно будет лучше. Голос звучал ровно и отстраненно-пусто, противоречивые эмоции перерывали друг друга, а результирующее чувство не находило отклика во взгляде, жестах или чем-либо еще внешнем. Юноша всматривался в мертвенно-бледное в тусклом освещении гостевой комнаты дворца Ее Величества лицо человека, ставшего основанием его нового мира, и боялся истолковать все то, что видел там - отчаянное неверие в ледяных глазах, оттиск боли в мимике, точеных изгибах лица, но больше, выше всего этого - безумную, одержимую, ранящую одним своим существованием Любовь. Сиэль не сомневался, это она, хотя просто не мог знать подобного. Но слишком дорого обходилось Цепному Псу доверие собственным глазам и мыслям, и он всеми силами запрещали себе верить в то, что он видит, ведь это может быть обманом, иллюзией или просто игрой его воображения. Игрой его сознания, изнуренного мучительной болезнью по имени Алоис Транси. А к безнадежно больным нет ни внимания, ни сочувствия в душе юного графа Фантомхайва, и он гнал сознание прочь, пока мог, пока была безумная надежда избавиться от сомнений, чувств, претящих его спокойному существованию... Но борьба сникает, мгновенно забывается и улетает в бездну безвременья, стоит любимому врагу стать ближе, за говорить громче, эмоциональнее, ярче... Стоит словам проникнуть в сознание и восстановить хаос.
Злость, обида, желание причинить боль... Когда Сиэль, Сиэль Фантомхайв, взрослый ребенок высшего света, стал различать их на лице и в голосе не просто людей, а своего единственного общественно-известного врага? Но почему? Слова никак не связывались с тем, как их произносил Алоис, что отражалось на его лице... Сиэль предпочитал поверить словам, ведь они были все же куда более логичны для того Паука, которого он когда-то знал... Или думал, что знает. Он хотел было ответить в том же духе, поблагодарить за столь милостивое предложение или возмутиться абсолютной, совершенной нелогичности слов Алоиса, по обычаю своему противоречащего себе самому, но блондин продолжил, и остатки самообладания Сиэля спешно ретировались, размахивая белыми флагами. Теперь он слушал, забывая дышать, и не мог найти тот вариант интерпретации, что привел бы его к "правильному" лорду Транси. Он играет, просто играет... Пожалуйста... Но так не играют, не здесь, не так открыто, не так сломленно... Быть может, Сиэль подошел бы ближе, обнял бы любимого врага и пообещал дать и новую правду, и счастье вместо боли, и тепло в ответ на открытость... И смог бы сделать это! И к Люциферу всех демонов с их контрактами, пусть сами разбираются, и королеву с ее убийствами... Холодок осознания безумности собственных мыслей окатил графа, заставив замереть, так и не начав движения. Однако Алоис оказался рядом быстрее, чем сознание Сиэля успело сформулировать претензии к эмоциям и желаниям. Его слова, тихий, неровный голос, сильные руки, в отчаянном порыве цепляющиеся за плечи брюнета, сбивчивое дыхание, совсем близко... И смысл фраз, медленно проникающий в сознание, застлал его неловкой дымкой первоощущений, успевших возникнуть до восстановления жесткого контроля разума. Это игра... Эффектная игра с заранее расставленными ловушками и стогами сена для мягких падений... И ничего больше, ничего! Он управляет мной, знает единственную уязвимость, использует...
- И все это лишь затем, чтобы ты и дальше мог упрекать меня в домогательствах и играть жертву? - недостаточно убедительно, жесткие слова, подкинутые расчетливым сознанием, словно огненным мечом ударили под колени, и за миг до падения Сиэль смог лишь уцепиться за Алоиса... Чтобы все перевернулось вокруг, в маленьком мире маленького графа. Юный Транси, его такая непостоянная, такая сложная опора - вот единственное, чтот истинно и важно. Сознание не уплело за чувствами, и неверные, но искренние слова все же прозвучали в гостевой:
- Хотя... Признаться, пусть это и так, хуже мне от этого не станет. Знаешь, мудрые говорят, когда ты пробуешь сделать что-то, у тебя есть два варианта развития событий, а когда не пробуешь - только один. - Сиэль смотрел в глаза Алоиса, словно ища в них следующие свои фразы. Молчать не хотелось, но мыслей, которые непременно нужно озвучить, было слишком много. - Ты не находишь в себе ненависти ко мне, а я ведь ставил целью своей жизни твое уничтожение. Неужели есть что-то более страшное в твоей биографии, то, чего я еще не знаю, что даст мне повод ненавидеть тебя? - Сиэль сделал шаг вперед, оказавшись на расстоянии нескольких дюймов от своего любимого врага, и приложил палец к его губам. - Впрочем, пожалуй, если это действительно так, об этом лучше не говорить в зоне доступа ушей королевы, двойного удара она может и не пережить, а с принцем Эдвардом у меня не лучшие отношения.
Юный граф бережно провел рукой по светлым волосам Алоиса, чуть притянул парня к себе и всмотрелся в голубые глаза блондина, надеясь вновь увидеть там живые танцующие льдинки. Не рискуя преодолевать последний дюйм, словно спрашивая разрешения... Но притяжение сильнее воли, и отказать себе в счастье найти мягкие, холодные губы любимого врага своими и раствориться в поцелуе, не закрывая глаз, выше сил Цепного Пса. И в каждом жесте, в каждом осторожном прикосновении - лишь одна фраза, смысла которой Сиэль не знал. Я. Люблю. Тебя. И этой любви нет никакого дела до детей, которые могут не узнать ее, прежде с ней не знакомые. Она есть, и этого достаточно. Более чем достаточно.